Стихотворение М. Исаковского «Враги сожгли родную хату». Исполнение и история
Поэт-песенник Михаил Васильевич Исаковский написал это стихотворение, что называется, по горячим следам – в 1945 году, когда война закончилась, и фронтовики начали возвращаться домой.
Ведь на родине их ждали не только праздничное ликование по поводу Великой победы.
Были слезы. У кого-то слезы радости от встречи с родными и близкими, дождавшимися своих отцов и сыновей. А у кого-то – слезы безмерного горя и потери тех, кому не суждено было выжить даже в глубоком тылу.
Враги сожгли родную хату,
Сгубили всю его семью.
Куда теперь идти солдату?
Кому нести печаль свою?
Впервые стихотворение «Враги сожгли родную хату» было опубликовано в 1946 году в журнале «Знамя». М. Исаковский совершенно не думал, что его простые стихи могут стать песней, а песня полюбится народу.
Александр Твардовский показал это стихотворение композитору Матвею Блантеру со словами: «Замечательная песня может получиться!» И как в воду глядел: к проникновенным словам Блантер написал такую же проникновенную музыку. Все редактора – и музыкальные, и литературные, слушавшие песню, сходились во мнении: произведение замечательное! Но в радиоэфир новую песню не пропускали…
«В общем-то неплохие люди, они, не сговариваясь, шарахнулись от песни. Был один даже, – вспоминал потом Михаил Исаковский, — прослушал, заплакал, вытер слезы и сказал: «Нет, мы не можем». Что же не можем? Не плакать? Оказывается, пропустить песню на радио «не можем». Оказывается, уж очень сильным диcдиссонансом была песня с господствующим в то время настроением в обществе: бравурным, ликующим, победным! И очень не хотелось лишний раз бередить незаживающие раны — тогда многие «были почему-то убеждены, что Победа исключает трагические песни, будто война не принесла народу ужасного горя. Это был какой-то психоз, наваждение», — поясняет Исаковский. Стихи раскритиковали за «распространение пессимистических настроений».
Очень многие считают эту песню народной. Действительно, своим глубоким чувством и безыскусностью слов она перекликается с народными сочинениями. Сюжет трагического возвращения на родину после ратной службы был весьма распространенным в солдатской песне. Приходит воин, отслуживший 25 лет, и находит на месте родной хаты лишь развалины: матушка умерла, молодая жена состарилась, поля без мужской руки заросли бурьяном. И далее – классические образы из русского эпоса — перекрестье дорог, чисто поле…
Пошел солдат в глубоком горе
На перекресток двух дорог,
Нашел солдат в далеком поле
Травой заросший бугорок.
Почему же так глубоко переворачивают душу эти простые слова? Потому что после страшной кровопролитной войны c германским фашизмом этот сюжет повторился миллионы раз с миллионами советских людей. И чувства, охватившие героя песни, пережиты едва ли не каждым жителем нашей огромной страны.
Стоит солдат — и словно комья
Застряли в горле у него.
Сказал солдат: «Встречай, Прасковья,
Героя — мужа своего.
Накрой для гостя угощенье,
Поставь в избе широкий стол.
Свой день, свой праздник возвращенья
К тебе я праздновать пришел …»
Никто солдату не ответил,
Никто его не повстречал,
И только тихий летний ветер
Траву могильную качал.
Своим вторым рождением песня обязана была замечательному Марку Бернесу. В 1960-м году он решил исполнить ее на большом концерте во Дворце спорта в Лужниках. Это был настоящий риск: спеть запрещенную песню, да еще на развлекательном бравурном мероприятии. Но случилось чудо — после первых строчек, произнесенных речитативом глуховатым «непевческим «голосом артиста, 14-тысячный зал встал, наступила мертвая тишина. Это молчание продолжалось еще несколько мгновений, когда отзвучали последние аккорды песни. А потом зал взорвался овацией. И это была овация со слезами на глазах…
А после того, как по личной просьбе героя войны маршала Василия Чуйкова песня прозвучала в телевизионном «Огоньке», она стала поистине народной.
Вздохнул солдат, ремень поправил,
Раскрыл мешок походный свой,
Бутылку горькую поставил
На серый камень гробовой:
«Не осуждай меня, Прасковья,
Что я к тебе пришел такой:
Хотел я выпить за здоровье,
А должен пить за упокой.
Сойдутся вновь друзья, подружки,
Но не сойтись вовеки нам …»
И пил солдат из медной кружки
Вино с печалью пополам.
Он пил — солдат, слуга народа,
И с болью в сердце говорил:
«Я шел к тебе четыре года,
Я три державы покорил …»
Хмелел солдат, слеза катилась,
Слеза несбывшихся надежд,
И на груди его светилась
Медаль за город Будапешт.